"Семейные проекции российских политических и религиозных процессов 2010-х"
(тезисы к выступлению)
По данным социологических опросов постоветского времени среди социальных институтов наибольшим доверием россиян пользуются семья и религия. Последняя ассоцируется либо с РПЦ МП, либо просто с православием, по умолчанию также с РПЦ – то есть, в массовом сознании русской национальной религией, неотъемлемой частью исторического и духовного наследия России. Незначительные показатели институциональной религиозности (воцерковленности) - в пределах 3%, с неизбежностью привели на более ранних этапах к отождествлению массовым сознанием религии и церкви.
При этом, как отмечает руководитель ВЦИОМ Валерий Фёдоров, круг повседневного общения россиян за 20 последних лет сократился с 8 человек до 4. Последняя цифра близка по своим количественным параметрам к характеристикам типичной для России нуклеарной семьи.
Таким образом, семья в современной России выполняет функции многих социальных институтов, как отсутствующих в российском обществе, так и недоступных для включения в них большинства населения. Данное обстоятельство никак не противоречит существованию кризисных тенденций в российской семье.
По своим социальным характеристикам средняя российская семья мало отличается от семей в современных постиндустриальных обществах. Она так же малодетна, так же подвержена разводам (треть после 15-20 лет совместной жизни), так же разнообразна (неполные семьи, «гостевые», «пробные» браки и т.п.). С каждым годом увеличивается возраст впервые вступающих в брак, так же, как и женщин, рожающих первого ребёнка.
Все постсоветские годы российские власти разных уровней рассчитывали использовать популярную в обществе религию, а конкретно - РПЦ - в качестве проводника собственной политики. Тем более, что сама РПЦ, особенно на низовом уровне (не считая некоторых стилистических разногласий), зарекомендовала себя последовательным союзником любой действующей власти. «Союз трона и алтаря» усиливался по мере укрепления авторитарных тенденций российской власти, которые последовательно получали религиозные санкции РПЦ.
Однако после событий 2012 года - суда над участницами рок-группы Рussy Riot, судебной тяжбой патриарха с бывшим министром здравоохранения, истории с "часами патриарха", наступательной программой храмостроительства в больших городах и др., - в массовом сознании наметился разрыв «связки» религия-церковь. Как следствие, начал медленно снижаться и рейтинг самой РПЦ.
Соответственно, интерес властных структур в плане инструментария для управления обществом сместился в сторону семьи - второго по популярности общественного института. Эту тенденцию обозначил В.Путин в своих предвыборных статьях начала 2012 года.
Такого поворота событий требовала и «логика жанра». В конструкции «союза трона и алтаря» постсоветского образца авторитет («символический капитал») церкви никак не может быть выше авторитета реальной власти. Семья же, в силу своей максимальной «эмпиричности», представляет для власти более безопасный институт с точки зрения превосходства рейтингов. Хотя и здесь не всё просто. Достаточно вспомнить февральскую историю со съездом "антиювеналистов", взятых под опеку кремлёвским политтехнологом С. Кургиняном, в которой неожиданно появился Путин. Примечательно, что РПЦ МП не смогла, а скорее, не захотела возглавить антиювенальное движение. В противном случае в России могла бы появиться клерикальная партия по типу «Лиги польских семей».
Очевидно, что уже целый год объявленный российской общий консервативный тренд вращается вокруг семейной проблематики. Это акцент на детском воспитания в общеобразовательных учреждениях (не забыта и «титульная церковь», где школьное обучение нравственности ведётся, в том числе, через освоение религиозного опыта), это принятие юридических ограничений на демонстрацию однополых отношений, это тема усыновления российских сирот иностранными гражданами.
Неизбежно встает вопрос об эффективности создаваемой конструкции с опорой на семью по части возможностей обслуживания ею интересов власти: быть опорой на оставшиеся 5 лет президентского срока В.Путина. Именно во взаимоотношениях государства и семьи заложены глубинные противоречия установок обоих институтов.
Современная российская семья, как автономная общественная структура, строящаяся на приватных отношениях, видит угрозу себе, прежде всего, в самом государстве, представляющем противоположный способ организации общества. Отсюда массовые, при этом далеко не во всём обоснованные опасения относительно практик ювенальной юстиции, в первую очередь, касающихся ювенальных судов (особых судов для несовершеннолетних). Замечая общественные настроения власть, в то же самое время, усиливает репрессивную составляющую в отношении несовершеннолетних.
Семья отторгает и церковь, «спущенную государством», включая инициативы в области секса и деторождения (сказанное вовсе не значит, что российские семьи разом начнут поиск «своих» альтернативных церквей).
Сегодня можно уже констатировать следующий факт: если российское массовое сознание согласно с антиабортативными аргументами церкви (готовности следовать рекомендациям - совсем другое дело), то оно категорически не приемлет позицию РПЦ по вопросам экстракорпорального оплодотворения (ЭКО) и суррогатного материнства.
Каких-либо способов сближения позиций государства и семей не просматривается. Так же, как, кстати, и понимания существа семейной проблематики властью. Последняя рассматривает семью, прежде всего, в качестве источника демографического воспроизводства.
Проблематичной оказывается даже успешность использования в политическом контексте риторики семейных ценностей, поскольку она может вызывать проявления агрессивности - например, по отношению к людям нетрадиционной сексуальной ориентации. Или способствовать сплочению политических группировок право-консервативного толка.
И то, и другое, со всей очевидностью противоречит установкам власти на возможности проявлений общественной активности.
Источник: материалы Первой Международной научно-практической конференции "Семья в религиозных традициях мира"